«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников
— Вы как здесь? По срокам же командировка закончилась, и восьмой месяц уже идет, как мы за ленточку вместе уходили в 2022-м… — спрашиваю я ульяновского.
— Не отпускали, замены не было, — отвечает мне так просто ульяновский. — Вот только прибыли. Теперь домой едем.
— А я в Курдюмовке ранен был, три месяца залечивался дома.
— Так, в Курдюмовке, по-моему, из наших-то, с кем ехали, и не осталось… почти никого.
— Не осталось, — подтверждаю я его слова. — Мы уходили раненые, так мы и были последними из взвода Пепла. Там еще группа штурмовая необстрелянная была рядом, но из нашей команды почти все были выбиты. Я, когда в госпитале в Луганском прошелся по коридору, так одни знакомые лица встречал.
Ульяновский мужик-командир кивает мне, мол, понимаю и знаю все.
Там же я встретил еще одного знакомого. Этот знакомый был из Марий Эл, из моего районного центра этой республики. Работал он до «Вагнера» участковым полиции, и повстречались мы с ним на спецподготовке в августе 2022 года в учебном лагере, на полигоне нашего «Пионерлагеря». А вот теперь снова встретились здесь в марте 2023 года, он снова приехал в следующую командировку. Похоже, тоже был ранен и лечился, а теперь снова решил поехать на Украину.
Мой старый приятель Догэн, с которым мы познакомились в августе 2022-го на полигоне и о котором я писал в первой своей книге «Вагнер — в пламени войны», тоже снова встретился здесь мне — я его встретил в курилке, он сидел тогда на лавочке и рассказывал мужикам о том, что «дома не сидится и решил снова поехать». Получалось, что и Догэн был ранен в ту свою командировку в 2022-м и залечивал раны. Не по ранению они не могли уйти в отпуска, так как состав «Вагнера», который 2 сентября 2022 года уходил в одной команде, в которой я тоже уезжал, был задержан до марта 2023 года. А многих, как я узнал потом, и в марте 2023-го не отпускали домой — видимо, люди были очень нужны на СВО. Вот и получалось, что кто-то из наших уезжал домой в отпуска, а кто-то только приехал после ранений снова на спецоперацию. И вот здесь мы снова все повстречались на базе, мы все, те, кто знакомство свое начал еще в 2022-м, в августе, друг с другом. Только командир Якут оставался неизменным, он как вечность во всем этом, тем более уже воюет на разных направлениях восьмой год.
Кстати, что-то краем уха слышал я даже про своего бывшего командира Пепла здесь. Да, про своего взводного командира в Курдюмовке.
— Вот такая плохая штука вышла с этим Пеплом, — как-то сказал мне один сотрудник, с которым мы рассуждали о боях под Курдюмовкой в 2022-м. Странно, но я не расспросил больше этого знающего сотрудника о Пепле ничего и сейчас не знаю, что там с ним сталось. Он тогда без своего взвода остался, так как весь взвод был или убит, или ранен, а что потом с самим Пеплом стало, я не знаю до сего дня.
Подо мной, на первом ярусе, обустроился Кавун. Это такой позывной у него был. Ладно бы ничего с позывным, но как выяснилось из разговора с ним, имел этот боец украинские корни по крови своей. Кавун был человеком добродушным, запасливым, о чем говорил его скарб, состоящий из большущего рюкзака. «Это вам, штурмам, не надо ничего, рюкзачок взяли с собой и пошли, а я же водитель, и потому мне обустраиваться надо будет», — говорил Кавун, поясняя размеры своего рюкзака. Правда, кроме рюкзака, еще и сумка у него была маленькая, походная. Сам Кавун был родом с Крыма и уже не в первый раз ехал в командировку. В первой командировке на Украину он продержался два месяца, работал водителем, но была зима, и он отморозил себе ноги, болел сильно, отправили лечиться. Затем, когда поправился, приехал снова на базу конторы. Он не скрывал, что он украинец, и объяснял свою войну тем, что «воюет он за свои личные, родовые земли черниговские, которые сейчас находятся под врагами». Мне казалось это объяснение более чем поэтичным и даже идейным.
Дни шли, погода в Краснодарском крае в марте 2023 года была паршивой, холодной, промозглой, и моросил нудный дождь. Часто само настроение человека зависит от погоды. Вот солнце светит, тепло и настроение лучше, а если вот промозгло и дождь, то все вроде бы в жизни не так. Но это внутреннее состояние, которое тоже возможно привести к порядку. Я же понимал к тому же, что сейчас скоро уйду за ленточку, и там уже тепло, там всегда теплей, чем у нас. С таким климатом, как на Украине, надо жить и жить, радоваться этой жизни, строить дома, выращивать хлеб и виноград, строить заводы и заниматься музыкой, растить детей и не думать о смерти. Однако тот варварский мир, который там образовался, тот варварский менталитет, который взял верх над киевской Украиной, не предполагал мирного сосуществования с нами, русскими. Они нас ненавидели, они нас не понимали, мы были уже по своему характеру и по своему всему внутреннему своему содержанию чужды им. И потому получалось, что если уж мы встретились в этой жестокой схватке, то значит, кто-то из нас должен выжить, а кто-то погибнуть. Вместе мы не можем, видимо, сосуществовать. А переделывать их всех — это десятилетия нужны, и силы для этого необходимы огромные, себе дороже. Два менталитета встретились в этой схватке на Донбассе — менталитет крестьянский, темный и варварский, тяготеющий к разным черным суевериям, и менталитет современный, стремящийся к науке и познанию этого мира, стремящийся к красоте и искусствам. Здесь встретились в кровавой бойне как бы два человека — человек двадцать первого века и человек века шестнадцатого. Мир, стремящийся к прогрессу, и мир темных суеверий бились в этой борьбе, и уже потому в этой войне наше дело было правое. По определению правое.
Как-то разговорились с одним мужчиной, который, опираясь на палочку, с трудом дошагал до скамьи, на которой я сидел. Рука этого бойца была на уровне груди и подвешена на марлю, перекинутую через его шею. Он присел рядом со мной на скамью, и к нему подошли еще двое сотрудников. Сначала они о чем-то разговаривали о своем, а затем, когда мысль разговора была уже потеряна ими и они замолчали, я решил этого бойца спросить про обстановку
